![]() |
![]() |
|
Страна Айгуль22.03.2011Источник информации: В воскресенье в театре драмы и комедии имени Карима Тинчурина на улице Горького посмотрел, как охарактеризовал ее режиссер, «романтическую драму» «Страна Айгуль» Мустая Карима в постановке главного режиссера театра, заслуженного артиста России Рашида Загидуллина. В театре прошел капитальный ремонт стоимостью 300 миллионов рублей, зал открывал в мае президент Рустам Минниханов. Комфортабельный, роскошный новый зал, просторные фойе, мрамор, многие московские театры мечтают о подобном зале. В театре Тинчурина гораздо уютнее, светлее, чем в театре им. Качалова. Кстати, как говорит режиссер, иногда на спектаклях театра бывает до 50% русскоговорящих зрителей, перевод идет с помощью переносных наушников, не «привязанных» к проводной розетке. Бикчантаев - вполне буржуазный режиссер теплого «феллиниевского» итальянского направления, респектабельный мэтр в стиле ампир, сибарит. Загидуллин - левый, холодноватый, «немецкий», брехтовский, рациональный, минималистский режиссер, я бы даже сказал, бунтарь маоистско-троцкистского направления, отрицающий тотально «буржуазную пошлость». Бикчантаев внутренне тяготеет к татарской буржуазии, Загидуллин - к татарской разночинской интеллигенции. Если бы они жили в начале прошлого века, то Бикчантаев, по-моему, примкнул бы к кадетам, Загидуллин - к эсерам. Бикчантаев ближе к Чехову, Толстому, Бунину, Загидуллин ближе к Горькому, Блоку, Платонову. И судя по «Стране Айгуль», подчеркнуто антизападному спектаклю, спектаклю, в некотором смысле «гимну» СССР и советской жизни, причем с точки зрения победы поэтичности, одухотворенности, нравственности советской жизни над западным потребительством. Или потреблятством, как сейчас говорят в КПРФ. Суть спектакля сознательно условна и на уровне голой схемы. Наивная, счастливая, семнадцатилетняя деревенская красавица Айгуль (Лия Вильданова) живет в татарской деревне 1956 года. Ее любит смешливый (иногда чересчур смешливый, даже глуповато смешливый, что, видимо, должно подчеркивать его оптимизм, цельность, чистоту и «народность») деревенский парень Ричард Галин (Артем Пискунов). Здесь Мустай Карим не мог не «кинуть камень» в татар, которые, чтобы на подсознательном уровне уйти от арабских «феодальных» имен, любят называть своих детей подчеркнуто западными, европейскими, «модернистскими», технократическими именами типа Фердинанд, Альберт, Роберт и т.д., как цирковые артисты, берущие западные псевдонимы. Айгуль живет без матери. Ее воспитывает дядя, ветеран войны и «строгий, но справедливый» бывший зэк сталинских лагерей Жагфар (Тимур Зиннуров). Согласно «стокгольмскому синдрому», бывший зэк Жагфар такими полунамеками изображается режиссером как сторонник твердой руки, патриот СССР, государственник и, судя по поведению, колхозный «Сталин». Такой правильный персонаж, крепкий хозяин, прямой, как перпендикуляр, естественно, с усами и сучковатой палкой в руке (образ кнута), скупой на слова, очень напоминающий «Сталина-отца». Согбенный «доносчик», стукач Кадерзян, который оклеветал Жагфара, тоже отсидел, теперь пришел просить у него прощения и в конце пьесы (на заборе декорации, кстати, довольно бедной, демонстративно висит «чеховское» ружье, которым убили медведя, своеобразного тотема татарской деревни) кончает жизнь самоубийством, застрелившись. Как-то так тривиально решено, доносчик застрелился из-за мук совести, Жагфар прав по жизни во всем, его не сломить. Я-то думал, это Айгуль в конце пьесы застрелят из «чеховского» ружья, уж слишком она счастливая все время бегает. Приезжает в деревню после 13 лет разлуки с мужем итальянцем, мелким буржуа, мать Айгуль Зульхабира (Джамиля Асфандьярова, красивая актриса, ничего не скажешь, и одета по-итальянски, а не по-деревенско-советски). Она была в плену у фашистов, была в лагере, дважды бежала, демонстрирует подругам лагерные номера. На родину не вернулась, так как знала, что ее посадят, и вышла замуж в Италии, там у нее дом и двое детей, но она тоскует по родине и по дочери Айгуль. Ее муж Карло Пиккио (Ренат Шамсетдинов) восхищен татарской деревней. Зульхабира предлагает Айгуль ехать в Италию. Айгуль сначала соглашается, она мечтала жить с матерью. Карло говорит, что с ее красотой она немедленно выйдет замуж за миллионера в Риме, ее можно будет «продать» за «миллион долларов». В татарской деревне 1956 года это полный позор. Айгуль отказывается себя «продавать», «прозревает» и понимает, что любит преданного Ричарда Галина. «Любовь нельзя купить!» - как пели бессмертные «Битлз». Подруги юности Зульхабиры Залифа (Лилия Махмутова), Банат (Ильсияр Сафиуллина), Минлекай (Гузель Гарапшина) как древнегреческие гарпии терзают Зульхабиру, подвергают остракизму изменившую Родине и бросившую дочь. Подруги гордо отвергают подарки Зульхабиры, наверняка итальянские кофточки и косметику. Вообще чтобы в татарской деревне 1956 года при тотальном дефиците женщины гордо отвергали итальянские тряпки, это, конечно, круто. Нравы деградировали с тех пор, сейчас не откажутся, а на тех, кто откажется, покрутят пальцем у виска. Интересно, что Леонид Парфенов сформулировал мысль, что социализм в СССР развалили женщины, которые признавали только западные тряпки и западную моду. Женщины оказались гораздо более буржуазны, чем мужчины. В деревню приносят маленького медвежонка, роскошную шкуру убитого медведя Жагфар дарит потрясенному «буржую» Карло (знай наших!), но молодого медведя не дает. Зульхабира с Карло уезжают обратно в Италию. В спектакле ни слова о партии, об органах, об атмосфере в СССР в 1956 году. Счастливая Айгуль взлетает высоко к небу на качелях с любимым Ричардом. В общем, гремучая смесь «Молодой гвардии» с «Кубанскими казаками». Но это сделано именно в форме притчи, намеренно разрушая у зрителя сложившиеся современные пропагандистские стереотипы, Загидуллин как чуткий мастер хотел показать, что жизнь в СССР была светлой и радостной, полной надежд и уверенности в завтрашнем дне, все были уверены, что живут в лучшей стране мира, и каждый ребенок радовался, как ему повезло, что он родился в СССР. Загидуллин - явно сторонник «социализма с человеческим лицом», он «почвенник» и татарофил. Загидуллин против «чернухи», порнухи и «задниц на сцене». Он за высокие чувства, за романтизм, за любовь. Конечно, не хватает профессионализма актерам по сравнению с камаловским академическим уровнем актеров, еще нужно хорошо «разрабатывать» тинчуринцев. В иных сценах ощутимо явление «второсортности», нет здорового честолюбия. Загидуллин пытается шаг за шагом перенастроить театр и коллектив. Он все-таки ближе к ленинградской театральной школе - Товстоногов, Додин. Впрочем, сюда можно отнести и Любимова. Загидуллин говорит, что Додин иногда по шесть лет ювелирно шлифовал каждый эпизод. Режиссеру нравится Лия Вильданова, спектакль, как сообщил он мне, сделан именно под нее, «она не играет, она в жизни такая светлая девушка». Но светлая, по моему субъективному представлению, не значит глупая. «Светлость» ее какая-то очень поверхностная. Порхать по сцене в белом, как молодая коза, заливаясь счастливым смехом – это не светлость. Светлость – это ответственность и сила. С этой точки зрения больше просветленности у Жагфара. Больше всего мне лично понравились Залифа, Банат и Минлекай, женщины колоритные и точные по образу, дополняющие друг друга по сценическому воплощению, талантливые актрисы. Неплоха и элегантная красавица Зульхабира. Но она должна быть на голову выше подруг по опыту жизни, те всю жизнь проторчали в деревне, а Зульхабира видела все: войну, плен, лагеря, Германию, Италию. А она перед ними заискивает. И вновь виден отличительный признак татарского театра – женщины переигрывают мужчин, интереснее мужчин, глубже мужчин, мужчины часто - антураж для женщин на татарской сцене. Это не случайный факт, конечно. Говорят, что сейчас на планете в принципе наступила эпоха женщин. Природная интуитивность татарских женщин позволяет им быть более органичными на сцене, более цельными, естественными. Но центральную роль Айгуль я бы не назвал успехом. Среднее опытное поколение актеров явно переиграло молодых в спектакле. Конечно, думаю, нужно было и третье действие, и четвертое – жизнь Айгуль в семидесятых годах и жизнь Айгуль в девяностых. Пьесу нужно было дописать. Как Айгуль с позиции прожитой жизни оценила свое решение остаться в СССР, не ехать с матерью в Италию. Тогда спектакль приобрел бы законченность, приобрел бы эпичность, а так Рашид Загидуллин оставил его с открытым концом. Но на самом деле конец «закрытый». Потому что СССР развалился закономерно. Страна, основанная на ГУЛАГе, на насилии, на цензуре, на лжи, на первосортности и второсортности народов, над искусственным господством коллектива над личностью, не могла устоять теоретически. И Загидуллин придумывает свою личную сказку, потому что в СССР было и много хорошего. Скорее требовалась сахаровская конвергенции социализма и капитализма, чем капитуляция СССР. Пытаться возродить СССР глупо, получается карикатура. И самое главное – в пьесе нет религии, нет Бога. Еще Достоевский писал: нет Бога, значит, все позволено. Только совесть, которая позволяет различать грех, ведет человека к свету. Айгуль поверхностно счастлива языческой природной радостью. Но увы, просыпаются необузданные желания, наступает юношеская гиперсексуальность, люди ломаются, как ломается голос. Без Бога человек становится игрушкой в руках дьявола. Загидуллин поставил именно сказку, и этим она ценна, она очищает и нужна потому, что сейчас все в стране и в татарской деревне продается. Загидуллин протестует против тотальной власти «золотого тельца», он дает «луч света» в темном современном царстве. Он понимает, что деньги - это лишь инструмент, и нельзя им поклоняться, они часто засасывают душу и разрушают личность. Так как человек по природе добр и светел, в нем есть искра Божья, то Загидуллин в конечном счете прав. Хотя «Страна Айгуль» и соцреалистическая, «сказочная», утопическая, по форме атеистическая, воинствующе антикапиталистическая пьеса, в ней есть глубокий внутренний религиозный смысл. Но это антикапиталистический протест скорее от язычества, «снизу», чем «сверху», от высокой религии. Рашит АХМЕТОВ.
Внимание! |
© 2009-2014 "День Казани". |
|