| Официальные новости

Скованные одной цепью

Впрочем, кто-то из сочувствующих прохожих выдвигал версию, что человек решил так мстительно закончить не слишком успешную карьеру танцора, кто-то, наоборот, уверял, что для Электроника заземление дело обычное и даже необходимое. Доверчивые иностранные гости вздыхали о загадочной русской душе: по их версии автор так выражал глубокую привязанность к Родине, чьим символом стала Красная площадь, ну и, соответственно, намекал на болезненность расставания с ней. И все сходились на отвлеченной формулировке «членовредительство».

Со свойственной русскому народу обстоятельностью поднимались и вопросы технологического характера.

– Что, неужто дюбелем? – Не сдерживал своего восторга молодой субъект, по виду из разночинцев.

– Обычный гвоздь, сотка. Ежели в стык, аккурат войдет. – Не то отвечая ему, не то просто рассуждая вслух, мудро покуривал субъект бывалый.

Версия про танцора набирала наибольшее число голосов, и кто-то, приняв ее за единственно верную, пытался вступить в душевный диалог с Павленским: мол, зря парнишка так сокрушается – умелые руки сейчас стране необходимы, а люди, способные что-либо прибить к брусчатке, вообще нарасхват.

Однако суета и наставления были излишними, поскольку Павленский уже избрал свой путь – путь художника. Никто картин его не видел, но сейчас картины художнику и не требуются. «Писси Райот» тоже рисовать не умеют, но по жизни они художники, а теперь и с мировым именем. Вот и Павленский войдет в один пантеон с ними легкой уже походкой.

Учитывая тонкое обстоятельство, что акция проведена в День советской полиции, бывшего мужчину можно причислить к лику протестантов и непримиримых борцов. Против чего протестуют протестанты и с кем борются борцы – вопросы риторические. Просто борются и протестуют. Ничего такого они не хотят, кроме одного: жить, как в цивилизованном мире.

Мадонна, рассуждая о России, так и заявила: «Главное – это свобода, причем, не только для Pussy Riot. Каждый человек имеет право на то, чтобы с ним обращались достойно». Но цивилизованный мир тезисы пожилой эксгибиционистки трактует очень формально, возможно, в процессе перевода теряя важные коннотации: не только Pussy Riot, а каждый человек имеет право на то, чтобы с ним обращались достойно. И живет цивилизованный мир по своим прагматичным правилам. Так, израильский суд приговорил Таню Соскину к 3 годам – за карикатуру. Причем, антиисламскую. В таком духе ее воспитывало общество, и Таня чуть заступила за черту, желая подыграть обществу. Но общество вместо благодарности сурово пресекло свободу ее творчества. Потому, что убеждения – это одно, а поступки – другое. И страшно подумать, что было бы с такой Соскиной, если б ее религиозно окрашенный поступок носил не про-, но анти-общественный характер.

Или, вот, другой случай. Участнице движения «Women of the wall» грозит 7 лет тюрьмы, за то, что, требуя равных прав с мужчинами, она надела на себя талит – традиционную для мужчин ритуальную одежду. Она даже – упаси Бог, – не заходила на мужскую половину территории Стены плача. Некто же Чарли Гилмор отправился в тюрьму на полтора года за то, что качался на британском флаге. А двое оренбургских проказников изобразили на стене местной синагоги нацистскую символику. Можно порассуждать, лучше или хуже небольшая свастика на стене, чем огромный член на мосту, но получили они не премию, а 5 и 6 лет тюрьмы. Жестоко, но справедливо: а не надо ничего рисовать в неположенном месте – ни в лифтах, ни в метро, ни на стенах синагоги. И если бы наши хулиганки устраивали свои выходки в мусульманских странах, их вообще убили бы в жопу.

Любое общество регламентирует поведение граждан – это условие и признак цивилизации. Такое регламентирование производится в интересах абсолютного большинства, а люди неадекватные – когда поведение их обретает системный характер, – от общества изолируются. Если природа этой неадекватности объясняется медицинскими аспектами – нарушителей изолируют и принудительно лечат, если по медицинским показаниям нарушители здоровы, – их просто изолируют.

А весь шум с «Писсями» вообще не стоит выеденного яйца. Ни самого плохонького, Павленского.

Допустим, живет в соседнем подъезде Васька Сивый. Орет во дворе по ночам благим матом, а если кто возмущается – стекла бьет. Ну, заберут его в кутузку, ну, выпишут штраф, а других-то рычагов и нет. Васька оскорбительный палец показывает, ничего вы мне не сделаете, нет законов против Васьки Сивого, а на штраф на ваш он клал с размаху. И вдруг однажды свезли Ваську в больничку, медики говорят, пару лет точно в инвалидном кресле проведет. Кто-то обошелся с Васькой слишком сурово и не слишком законно. Ну, да, сурово. Может, в чем-то и не законно. Так ведь и хрен-то с ним. Кто-то сыграл с Васькой по его же правилам.

Правозащитники скажут, не надо путать хулиганство и политику. А никто и не путает. Конечно, когда фонограмму к видеоряду приклеили, идейный флер появился, и «Писси» на каторгу пошли вроде как за убеждения. Но никаких убеждений там нет. Чтобы запихивать куриц в тартар, рисовать огромные члены, прилюдно совокупляться убеждения не нужны.

Чего нельзя сказать об участниках другой культурной акции.

…Не так давно в Петербурге установили мемориальную доску первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Григорию Романову. Установили по-тихому, можно сказать, подло, без журналистов и телевидения. В Ленинграде было много партийных вождей, но «Романов среди них выделялся редкостным мракобесием, невежеством и ненавистью к интеллигенции».

Год назад к правительству города обратились самые известные представители культуры – Борис Стругацкий, Алексей Герман, Олег Басилашвили, Александр Кушнер, Кама Гинкас, Генриетта Яновская, Александр Городницкий, Самуил Лурье, Яков Гордин, Константин Азадовский, Борис Фирсов, Алексей Девотченко, Юрий Шевчук, Нина Катерли, Юрий Шмидт и другие порядочные люди. Они потребовали «немедленной отмены позорного постановления» об увековечении памяти человека, «душившего культуру, науку, искусство и свободу, ненавидевшего интеллигенцию, изгонявшего из города артистов, поэтов и художников».

Мнение порядочных представителей проигнорировали.

Тогда порядочные представители – тоже по-тихому, – облили мемориальную доску краской. Ну, дело-то обычное, культурную столицу таким зрелищем не удивишь.

Интересно другое, откуда представители культуры узнали о тайных планах недобитой номенклатуры? Кто организовал пеструю компанию в стройные ряды и устроил сбор подписей? Чего им дался Григорий Романов, и чем таким невероятным он был знаменит при жизни?

Ходили слухи, что для свадьбы своей дочери он взял царский сервиз из Эрмитажа и раздолбал его, как революционный матрос в пароксизме классовой ненависти. Прошли годы, слухи не подтвердились. Но кто-то их запустил? Народу на эту свадьбу безразлично с самой высокой колокольни, кабы не царский фарфор. Неужели политическая элита такими вещами занимается? Занимается. И еще как. Разумеется, народ и партия были едины. Но внутри любая партийная элита разделена на кланы. У кланов есть свои планы и выдвиженцы.

Через год после смерти Брежнева ленинградского Романова переводят в Москву на должность секретаря ЦК КПСС. А вакансия генерального секретаря ЦК КПСС, учитывая обстоятельства, практически свободна. Еще через два года настает ключевой момент в истории СССР. «Голос Америки из Вашингтона» сообщил интересующимся, что на должность генерального баллотируются двое: Романов и Горбачев. Но победит – так «Голос» и сказал, – Горбачев. Куда бы пошла страна при Романове, теперь можно только гадать, но слушок про разбитый сервиз (сервиз нашли, осадочек остался), сыграл, возможно, не последнюю роль. Плюс общественное мнение. Не общественное, конечно, а мнение творческой интеллигенции.

То дела давние, а негодование-то по поводу мемориальной доски вполне свежее. Романов, как сообщили в СМИ непримиримые представители, изгнал из страны Иосифа Бродского и Сергея Довлатова, систематически ненавидел Сергея Юрского, которого выжил из города, выгнал из города и Аркадия Райкина, травил режиссера Георгия Товстоногова, запрещал издавать Даниила Гранина, не давал хоронить Ольгу Берггольц.

Впрочем, Ольга Берггольц покоится на Литературных мостках. За восемь лет, что Юрский служил под Романовым, он, Юрский, сыграл семь ролей в кино, четыре в театре, дебютировал как телережиссер и, несмотря на то, что «своего» театра у него не было, в качестве режиссера ставит пару театральных спектаклей на ленинградской сцене. А уж в дубляже Юрский в тот период занят предостаточно.

Гранин стал лауреатом Ленинской премии при Романове, Товстоногов стал лауреатом Ленинской премии тоже при Романове, а еще получил золотую звезду и звание Героя Социалистического Труда. И Райкин аналогичную Ленинскую премию и звание Героя Социалистического Труда получил при Романове. Так что вяло как-то Романов ненавидел творческую интеллигенцию, беззубо.

И хотя, переезжая в Москву, Райкин ехал к своим родственникам – и сын с женой давно москвичи, и жена Аркадия Исааковича была уже постоянным пациентом московских больниц, – некоторый шлейф неприятных слухов по ленинградской земле тянулся во след самому смелому советскому артисту. Это и мутная история с попыткой вывезти ценности заграницу в особо циничной форме, это и грязноватенькая сплетня, какими сегодня, впрочем, облеплено большинство звезд шоу-бизнеса и даже многие депутаты Госдумы.

Только в те времена за дела такого рода полагался срок. Впрочем, для некоторых представителей культуры делались исключения. По крайней мере, тенор Вадим Козин загремел под фанфары, а баритон Георг Отс отделался сложными переживаниями.

Поскольку блогосферы тогда не существовало, достоверную информацию советские люди получать не могли, а в «Правде» о подобных вещах не писали. Возможно, эти слухи распространял лично Григорий Романов, но в любом случае изгнан Аркадий Райкин был не абы куда в Дрынск, а в самую что ни на есть столицу СССР.

Довлатов же, как редактор журнала, имел большущие деньги, премии получал, ни в чем себе не отказывал. Был гулякой, раздолбаем, но никто его не гнобил. О выезде в США мечтал самостоятельно, как и было положено каждому советскому писателю. А к Бродскому Романов никакого отношения не имел, с Бродским все до него произошло, при Толстикове.

И вот тут стоит приостановиться повнимательнее, ибо в недавней многосерийной телеисповеди Евтушенко – и это тоже крупное событие культуры – непомерно большое внимание Бродскому было уделено. Почему «непомерно»? Да потому, что с Бродским они были знакомы слегка, беззаветными корешами не являлись, и если пробежала какая кошка недопонимания, то Евтушенко с высоты своего полета на всех этих кошек вместе с Бродскими мог бы плюнуть по параболической траектории и демонстративно не вспоминать: Бродский тогда был самодеятельным поэтом, в то время как на Евтушенке уж клейма негде ставить. Но перед телеобъективом Евтушенко переживает глубоко, широко, сильно. Даже Соломона какого-то к себе в США пригласил, и давай исповедоваться.

Что можно сказать, исповедовался Евгений Александрович умело: много шнырял глазами, извивался ужом, пускал слезу в нужных местах и чего-то виртуозно недоговаривал. В ответственных узлах своей исповеди он вставлял какую-нибудь восхитительную байку (то о решительных спорах с Хрущевым, то о престарелой Марлен Дитрих, которая для него на столе плясала – голой, но с замотанной шеей).

Ехидный же зритель сам смог вычленить, что: родился Евтушенко не на станции Зима, а неподалеку – в Гнило-Гадюкино, что и не Евтушенко он вовсе и, может, даже не Евгений. И родился не тогда, когда записано, а тогда, когда не записано. Школу не закончил, а в институт поступил. Из института выгнали, а в Союз писателей приняли. Причем, минуя фазу кандидата, причем, в 20 лет, причем, в этом же возрасте издал свою первую книгу целеустремленных стихов.

Я знаю: грядущее видя вокруг,
склоняется этой ночью
самый мой лучший на свете друг
в Кремле над столом рабочим.
Весь мир перед ним – необъятной ширью!
В бессонной ночной тишине
он думает о стране, о мире,
он думает обо мне.
Подходит к окну. Любуясь столицей,
тепло улыбается он.
А я засыпаю, и мне приснится
очень хороший сон.

А в 28 его поет вся страна. Орденоносные поэты молчат хором, никто не возмущается, почему такой идеологический шлягер («Хотят ли русские войны»), практически, гимн, забацали на стихи молокососа, пороху не нюхавшего. А дальше понеслось-поехало: певцы и певицы, краснознаменные ансамбли и молодежные ВИА, в теплушках и в космосе, в стройотрядах и на партсобраниях, все кто хотел и не хотел – пели песни на стихи Евтушенки.

А это, вообще-то, деньги.

Сегодня нашего пацана (самый крутой чувак шансона) америкосы на бабло разводят, на фу-фу хотят взять, а он точно не при делах – ничего не видел, мороженное ел, – и этим тухлым фраерам российских баксов ни хрена не отдаст. А если по-чесноку, коли у него доход в пятнадцать лямов зеленых, то в общак отчислять надобно, тут без базара.

И так было всегда. Если есть денежный поток, должна быть инфраструктура, смотрящий, разводящий и т.п. В этом смысле Советский Союз не являлся стерильным чудо-островом в океане мутных волн. И то, что называют масонством, не байка из склепа, а нормальная жизнь. Писатели и деятели культуры не чурались участия в оных процессах. Тем более, если бонусом за правильное поведение будет мировая слава.

Шарль Нодье, Виктор Гюго, Клод Дебюсси, Жан Кокто – они из рук в руки, как эстафетную палочку, передавали жезл Великого магистра Приората Сиона. И наш писатель тоже не лыком shit. В двадцатые годы в Париже создается масонская ложа имени пролетарского писателя (и, одновременно, богатейшего писателя времен и народов). Откуда у Максима Горького такая популярность, такой авторитет и там, и тут. Ведь большевики его слушались беспрекословно. А суммарный тираж книг Горького, выпущенных за годы советской власти, – свыше 90 миллионов экземпляров. И почему масонская ложа имени нашего Горького создается во Франции? Не потому ли, что его якобы приемный сын – старший брат американского банкира, а впоследствии французский генерал и дипломат. А «усыновлен» детка был во взрослом возрасте, и никакого резона в этом, кроме смены ну очень засвеченной фамилии, нет – поскольку один младший брат этого пасынка на каком-то этапе возглавляет Совнарком, а другой, тот, что американский банкир, в советском государстве руководит секретным подразделением ОГПУ (телепатия, Шамбала и т.д.).

Разумеется, во время Большой чистки банкир-парапсихолог был расстрелян. А вот Горький, понятно, фигура неприкасаемая. Поэтому в его смерти всегда искали и будут искать тайные крючки. После смерти Горького засветился талант Михаила Светлова. И на то были основания: человек смертен, но деньги-то вечны, человек стремится к свободе, а деньгам нужен контроль и учет.

Кроме того, что Михаил Светлов это человек и пароход, это еще и песня, неутихающая почти век. Текст написан в 1926 году, то есть, когда гражданская война в России уже закончилась, а в Испании-то еще не началась – и что это, спрашивается, за Гренада такая? Автор отмахивался, увидел-де вывеску с названием, стал мурлыкать, получился хит. А про Гренаду он ничего не знает, вроде, область в Испании. Да, область в Испании. В период реконкисты – это когда в конце 15 века испанцы попросили завоевателей освободить территорию и стали восстанавливать христианство, – последним оплотом иноземцев в Европе была героическая Гренада. А сама песня – вроде как жест солидарности, no pasarán.

Конечно, существование подземных финансовых потоков и тайных структур для партийной элиты новостью не было, она сама структуры курировала и даже формировала: Виктория Пинхусовна Брежнева содержала эдакий литературный салон, желанными гостями которого были Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина и Евтушенко – отчаянные бунтари и несгибаемые мученики системы. Понятно, что на огонек салона заглядывали и более солидные люди, как говорится, без галстука. Но обязательная специфика партийной элиты – разделенность на кланы. Какой-то клан прогосударственный, а какой-то, глядишь, и с мировым масонством дружбу водит. Но эта разделенность была частью идеологического сценария, а идеологический сценарий разрабатывало 5-е управление КГБ. Частью сценария был и антагонизм творческих сообществ. Кто-то в этот антагонизм верил, хотя все получали свои бонусы: одни как циники, другие по ценнику. Поэтому, если кто-то слишком назойливо причитает, что его травило КГБ, достаточно вполголоса поинтересоваться, почему ж не затравило. Обе стратегические линии – порожденные 5-м управлением – в какой-то момент поползли по своим интересам, а для истинно творческого человека главное было сориентироваться и не продешевить.

Если бы Евгений Александрович прямо из телевизора сказал, я, мол, убежденный Че Гевара, слепо верил в неминуемую зарю и краем глаза следил, чтоб мои собутыльники по бесшабашности чего дурного не сделали, а сейчас я старенький и мне как-то неуютно, его бы тот же Соломон первым утешать бросился: да ладно, ты ж не единственный, так во всех странах заведено, а мы про тебя и раньше все знали, не дураки же. Но Евгений Александрович типичная двустволка, и никаких красивых убеждений у него отродясь не было, а держал он свой востренький нос по ветру, потому что природу не обманешь. И когда в 1991 году его главные хозяева погоны с себя сложили, быстренько слинял воспеватель ударных строек в США, да за печкой и притаился. А теперь вдруг высунулся и голос подает, о Бродском ой переживает, спать не может.

Но и сам Бродский молодец был. С Евтушенкой, к примеру, встречались Никсон, Кеннеди, Буш (и тот, и тот), почти все президенты стран НАТО, даже английская королева. Не говоря про социалистических лидеров, вроде Кастро. Зная, что Евтушенко может запросто подбежать к телефонной будке и попросить девушку на том конце, чтоб соединила с Андроповым – ибо не упускал возможности помочь собрату по перу, – Бродский с ним ведет себя в высшей степени независимо и даже презрительно. И откуда ж черпает такую силу духа?

Судебный процесс над Бродским – почему-то выездной, типа, особая коллегия, – обставлен киносъемкой и стенографией. Кто такое разрешил – в бесправные-то времена, – и как удавалось обвиняемому, если верить фото и кинохронике, вызывающе улыбаться под ножом гильотины? Почему Ленинградский обком партии дал «добро» на газетную раскрутку полумиллионным тиражом банального дела о тунеядстве? И как согласовано Запад публикует стенограмму судебного заседания. Для кого западные издания печатают его стихи на русском языке? И уж тем более, в переводах – на английский, итальянский и, что особо пикантно, на польский? Или польская печать не была под контролем – как и советская, – партийных органов? Или им, полякам, помощь соцлагеря была уже не нужна? Мог ли Бродский, попавший в жернова тоталитарной системы, лично организовывать такой калейдоскоп? А если нет, то почему его выставляют из страны, зачем выставляют, да и выставляют ли? Ведь отъезд заграницу был его давней мечтой: они даже с Олегом Шахматовым – бывшим летчиком – разрабатывали план захвата самолета. И другой его сотоварищ – Игорь Ефимов, – принявший активнейшее участие в раскрутке газетного скандала, по пятам Бродского покидает страну, хотя его никто не травил и никуда не выставлял.

Несмотря на запиленную вдоль и поперек историю, главный вопрос остается открытым: за что судили Бродского? За тунеядство. Но тунеядцем он не был. Ни по каким параметрам. Бродский не был ни диссидентом, ни хулиганом, ни злостным алиментщиком. Может, традиционно – за пятую графу? Но злополучная статья в «Вечернем Ленинграде» написана Лернером. И почему остальные поэты вместо уголовной статьи получали государственные премии? Так, может, для острастки, в назидание, чтобы другим неповадно? Кому другим и что неповадно? Если Бродский, как не член Литфонда, не имел права получать заказы в Гослите, то кого из Гослита уволили всвязи со скандалом? Никого не уволили. Статью же о тунеядстве натягивали, раздуваясь и краснея, а юриспруденция неприлично потрескивала. Бродский широко улыбался, судьи поджимали губы.

И тоталитаризм победил: ссылка. О, ссылка. Впрочем, если партноменклатура так отчаянно боролась с проявлением несоциалистического таланта, то какими судьбами публиковались его стихи – в период ссылки – в местных газетах? К тому же человеку, который ходил и по морям, как матрос торгового флота, ходил в геологические экспедиции, работал и в покойницкой, и разнорабочим, полтора года в деревне – не слишком обременительно. Тем более что при необходимости Бродский приезжал в Ленинград. Зато – какой яркий, ключевой штрих в биографии.

Так чего же в принципе добивались некие влиятельные заказчики судебного процесса и чего добились? Или о последствиях, кроме Ахматовой, никто не подумал?

В «Палисандрии» Саша Соколов – тоже творческий эмигрант, понимавший что там и почем, – вложил в уста полковника КГБ забавный монолог о писателях: «Настоящее реноме обеспечивается громким процессом, предосудительными деяниями, скандалом в прессе. Бросьте взгляд на картину нашего Зарубежья. Кто выехал тихой сапой, сам по себе, без нашей поддержки, тот сам по себе, тихой сапой там и живет, перебивается на подачках. А подопечные наши, то есть, те люди, которым мы способствовали, создавали рекламу, оказывали достойное преследование, – они в послании благоденствуют. Иные даже в пророки выбились, рассуждают. И пишут все что-то, пишут, печатают».

Бродский жил не тихой сапой. Поехав из СССР в Израиль, в Израиль не доехал. Вышел в Вене. Но не пошел устраиваться посудомойкой, а получил премию Маккартура. Тем временем в США выходят «Избранные стихотворения» на английском языке. Качество перевода вызвало нарекания критики, в целом же Бродский назван величайшим поэтом поколения. Собственно, эту фразу из «Нью-Йорк таймс» с тех пор повторяет вся Россия.

Потом приглашение в США, в Мичиганский университет. Потом Колумбийский, Нью-Йоркский университеты. Звание профессора, преподавание не только в американских университетах, но и в Кембридже. Для человека, в 15 лет ушедшего на улицу и не окончившего даже среднюю школу, не плохая карьера. А там, глядишь, и Нобелевка подоспела.

Так что, исповедуясь, Евгений Александрович при словах о Бродском не зря делал влюбленные глаза и лебединую шею вытягивал. Да, Бродский-то помер, а Нобелевский комитет остался. В 2007-м году ВКРЕ (Всемирный Конгресс Русскоязычного Еврейства) выдвигал Евтушенко на Нобелевскую премию, но не срослось. А премия нужна. Уж и не славы ради, а ради жизни на Земле.

Для Америки Евтушенко – сбитый летчик. Героический, но сбитый. Сейчас он кормится рассказами в лицах, как он боролся с советской системой. Борьба была не шуточная – либо-либо. Кто кого. Поэт вышел победителем. Потому что поэт в России больше, чем поэт. Ему аплодируют. Пока аплодируют. А скоро он надоест.

Хоть скромно, а надо есть. Он почетный гражданин штата Висконсин, Атланты, Оклахомы, неведомой Талсы и Нью-Орлеана. А есть все равно надо. Плюс нога. Точнее, минус нога. А хирургия-то в США не дешевая.

В 2010-м его опять его выдвигали на Нобелевскую премию, и опять не срослось. В том же году умер Вознесенский, последний из близких, кто держал эстафетный жезл, кто мог бы по старой памяти замолвить слово перед самыми сильными мира. Новым не объяснишь, почему он, Евтушенко, сел не в те сани. То, что он норовил прокатиться на полозьях разных саней, говорит лишь о беспринципности тонкочувствующей натуры. В общем, надо каяться.

Вот и призвал Соломона, вот и бросился ему в объятья, словно блудный сын к Рембранду, вот и стонал перед объективом, закатив все глаза. И что есть сил, проклинал ввод войск в Чехословакию.

Уж как он хотел тогда покончить самоубийством, какой мощной струей его рвало от всего этого, знает только он.

А с Чехословакией, Евгений Александрович, дело обстояло так.

Осенью 1938 года Гитлер собрал G-4 и говорит: Австрию я уже прибрал, теперь хочу Судетскую область Чехословакии. Италия, Англия и Франция ему отвечают: бери. Вызвали Бенеша, он тут в предбаннике сидел, поставили в известность, еще и пригрозили: если вредительство какое заметим, лично неустойку заплатишь. Бенеш заплакал и уехал, чтобы подготовить Судетскую область в лучшем виде. Гитлер же, как на коня вскочил, так разошелся, что забыл остановиться и забрал все целиком. Италия, Англия и Франция сделали вид, что тоже ничего не поняли, Франция даже договор с Чехословакией расторгла, чтоб не отягощаться никакими официальными обязательствами. И только Советский Союз возмутился: вы чо, хлопцы, делаете, это же военная агрессия. А поскольку у него с Чехословакией договор о взаимопомощи, собрался к границе подойти – достижения техники продемонстрировать, чтобы Гитлер совесть поимел. Для этого просит СССР у Польши разрешения на проезд. Польша брык навзничь, ногами сучит, по полу катается: волки позорные! волки позорные! Это она так странно себя ведет, потому что сама только что у Чехословакии Тешинскую область оторвала. А тут и Франция Чехословакию науськивает договор с СССР расторгнуть, чтоб СССР избавить от тягостных обязательств. Бенеш опять заплакал и опять подчинился.

Таким образом, по тайному сговору весной 1939 года Германия и Польша поделили Чехословакию. Чуть позже и Польша, и Франция, и Англия удивятся неблагодарности Гитлера, но чехословацкая индустрия в этот период будет уже производить для Гитлера военную технику.

Когда нынешние чехи вспоминают события Пражской весны, то со страстью говорят, что Советский Союз в 1968-м ввел в Чехословакию больше войск, чем Гитлер в 1941-м. Но это они зря. Не вводил Гитлер в 1941 году никаких войск в Чехословакию, ибо не было уже никакой Чехословакии. Благодаря Советскому Союзу она снова на карте-то и появилась. Не сама по себе, конечно, появилась, пришлось 140.000 советских солдат ради этого положить. Впрочем, чехи Гитлеру тоже сопротивлялись – 8.500 жертв за 6 лет войны.

Почему пришлось в 1968 году в Прагу советские войска вводить? Потому что Дубчек, возглавивший компартию ЧССР, затеял то, что в сегодняшних терминах называется горбачевской перестройкой. А поскольку в чужом глазу все соринки видны хорошо, политбюро ЦК КПСС решило, что нужны меры. И под предлогом учений ввело войска. На кадрах кинохроники чешские солдаты, встав плечом к плечу, скандируют «Русские не пройдут!» Русские прошли. Цена конфликта – 108 чехов и 96 русских. На фотографиях той поры можно видеть горящие советские танки – это потому, что советские танки входили в Прагу без боекомплекта. Экипаж одного танка погиб, пытаясь избежать наезда на людей – танк перевернулся.

Если учесть, что среди 108 чешских трупов были и совсем мирные, включая женщин и детей, то душок провокации к воздуху свободы примешивается. Жертвы такого рода заинтересованная сторона организовывает в обязательном порядке, чтобы все население на улицы вывести, чтобы никаких компромиссов. Все весны в ХХ веке расцветают по одному сценарию, а на Пражскую весну сценаристы аж $ 400 млн. выделили, что по нынешнему курсу миллиардов 5-10. При таких вливаниях и чехи, и русские еще легко отделались.

Вот ведь судьба. Предавшие Чехословакию Англия-Франция теперь хорошие, захватившие ее Германия-Польша, тоже ничего. А Россия, чего бы ни делала, всегда плохой будет.

Может, стоит иногда напоминать тем же чехам, кто гражданскую войну в России в 1918-м устроил? Пусть покаются – не за сотню трупов, за десяток миллионов. Может, попросить возвратить сотни тонн золота, которые героические чехи на нескольких кораблях тогда вывезли? Вот Евтушенко в честь 45-летней даты написал бы пафосное стихотворение, снял бы на старости лет грех с души – и россияне на свою историю взглянули бы с интересом, и весь мир бы за ухом почесал. Но нет, некогда российским художникам. Одни премию клянчат, другие вступили в смертельную схватку с мемориальными досками, третьи с гениталиями никак не разберутся.

Бог им всем судья.

Источник: livejournal.com

Внимание!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«День Казани - новости, хроника событий»,
а при размещении в интернете – гиперссылку на наш сайт: kazan-day.ru

© 2009-2014  "День Казани".