| СМИ Татарстана

Ренат Беккин: «Мы преступно недооцени­ваем роль этики»

события последних меся­цев – «арабская весна-2011», интервенция коалиции со­юзников в ливии, убийство (реальное или мнимое) бин ладена, предложение барака обамы о геополитическом переформатировании ближ­него востока и т.д. – гово­рят о том, что ситуация в исламском мире развивает­ся по сценарию, который все труднее предугадать. проис­ходящее там и послужило по­водом для нашего разговора с доктором экономических наук, профессором, заведую­щим кафедрой исламоведения и регионоведения казанского федерального университета ренатом беккиным.

но – лишь поводом…

- ренат, вы специалист по ислам­скому праву и исламской экономике. интерес к исламу как-то связан с вос­питанием, которое вы получили от ро­дителей?

- скорее нет, чем да. я родился в ленин­граде, вырос в обычной советской семье, был октябренком, затем пионером. воспринять религиозную традицию мне было просто не от кого. моя бабушка умела писать по-арабски, но она умерла, когда мне было четыре года. я тогда и по-русски писать не умел. прабабуш­ка, научившая бабушку арабской грамоте, по­гибла в блокаду. интерес к исламу пробудил­ся у меня только во время учебы в мгимо.

- об обстоятельствах того, как это произошло, мы еще поговорим, а пока ответьте, пожалуйста, на такой вопрос. в десять лет вы начали зани­маться в литературном клубе «дерза­ние» при ленинградском дворце пи­онеров и школьников. с чем вы туда пришли?

- в первом классе я начал методично на­бивать на печатной машинке короткие расска­зы-басни собственного сочинения. главными действующими лицами в этих баснях были животные, с которыми происходили разные, подчас трагические истории. родители посчи­тали, что любовь сына к сочинительству надо всячески поощрять и записали меня в клуб «дерзание» – одно из старейших лито, у ис­токов которого когда-то стояли самуил яков­левич маршак и корней иванович чуковский. год я занимался в кружке книголюбов при «дерзании», а потом уже непосредственно в литературном клубе, в секции журналистики. помимо «акул пера» к нам на занятия прихо­дили писатели, например, борис натанович стругацкий, другие писатели и поэты, – они проводили импровизированные мастер-клас­сы.

- в мгимо вы поступили благода­ря передаче «умники и умницы». не было ощущения, что попали в вуз для «своих», куда обычных ребят при­нимают неохотно и, так сказать, для имиджа?

- я поступил в мгимо в 1995-м. с тех пор многое переменилось. после распада ссср иерархические структуры были разрушены, и значительная часть студентов поступала бла­годаря своим способностям, а не по партий­ной линии или по блату. мне посчастливилось застать то яркое, золотое поколение, кото­рое поступило в институт в первую половину 1990-х. сейчас местная публика разительно отличается от той, что была в мое время. из­менился даже социальный состав участников передачи «умники и умницы». когда я прини­мал участие в «умниках», на вопрос ведуще­го «кто ваши родители?» ребята как правило отвечали: учителя, служащие, в лучшем слу­чае директора школ. был, правда, среди моих конкурентов отпрыск кооператора, но в ос­новном «умники» и «умницы» 90-х – это дети «гнилой интеллигенции». теперь среди участ­ников передачи немало детей бизнесменов, чиновников. я понимаю, что это – результат неотвратимых процессов, происходящих в нашем обществе, тут ничего не поделаешь. уровень подготовки сегодня во многом за­висит от того, в какой школе учится ребенок, есть ли у него доступ к интернет-ресурсам, специальной литературе, журналам, то есть в конечном счете от финансовых возможно­стей родителей. случай ломоносова, который с обозом мороженой рыбы дошел до столицы и был принят в число воспитанников славяно-греко-латинской академии, в наши дни почти невозможен.

исламский прорыв для израильского читателя

- как вы пришли к изучению исламского права?

- на передаче спросили, на какой фа­культет я хочу поступить. я отвечал, что на международные отношения, но в силу какой- то ошибки меня после победы на «умниках» зачислили на международно-правовой фа­культет. я отдался судьбе и не стал пере­игрывать. в мгимо, как известно, обучают не только конкретной специальности, но и дают иностранные языки в качестве необходимого инструмента. я выбрал в качестве первого иностранного арабский. поскольку мне непре­менно хотелось в своей будущей профессии совместить знание языка и специальность, я начал интересоваться правом арабских стран и конкретно мусульманским правом. это про­изошло не сразу, но на четвертом курсе я уже вовсю погрузился в данную проблематику. помню, насколько меня тогда поразила логич­ность и фундаментальность положений шари­ата. ну а через интерес к праву я в кризис­ном 1998 году вышел на изучение исламской экономики. в интернете попалась статья о допустимости страхования с точки зрения ша­риата, и возникло желание посвятить данной проблеме свой выпускной диплом.

- у многих людей сложились нега­тивные стереотипы в отношении ис­ламского права. вроде того, что это пережиток феодальных времен, из чего вытекает его крайняя жестокость – отрубание кисти руки за воровство и все такое…

- к счастью, подобные стереотипы сегодня уже нельзя назвать массовыми. тем не менее, даже работая в области исламских финансов, сталкиваешься с мнением о том, что шариат противоречит российскому законодательству.

на самом деле это далеко не так. не случай­но задача номер один для специалистов по мусульманскому праву заключается в борьбе с этими мифами. в свое время желание рас­сказать русскоязычному читателю правду о шариате подвигло меня на написание рома­на «ислам от монаха багиры». сначала его предполагалось издать в «ультра-культу­ре» – издательстве, основанном текстовиком «наутилуса» ильей кормильцевым. но илья умер, вместе с ним перестала существовать «ультра-культура», и роман вышел в изда­тельстве «кислород» – молодежном и кислот­ном.

- вот мы и затронули «литератур­ную» часть вашей биографии. в 2005 году вы выступили одним из органи­заторов премии «исламский прорыв». расскажите, что это за премия и по­чему она просуществовала только два сезона?

- идея премии принадлежала моему те­перь уже коллеге, директору издательского дома «умма» асламбеку эжаеву. я в то время больше думал о мусульманском литературном журнале. после беседы с асламбеком мы ре­шили делать премию, а произведения победи­телей опубликовать в специальном сборнике. мы довольно четко распределили обязанно­сти: асламбек взял на себя аренду клуба, где вручались призы победителям, оплату самих призов и прочие финансовые вопросы. я от­вечал за работу с авторами и членами жюри, работал как ридер. на мне также лежало ин­формационное обеспечение премии, работа со сми. в первый год в состав жюри вошли такие разные писатели, как главный редактор журнала «дружба народов» александр эба- ноидзе, эдуард лимонов, илья кормильцев, сергей шаргунов. мы сознательно сделали ставку на известные имена, чтобы раскрутить премию. ну и, конечно, учитывалось отноше­ние членов жюри к исламу – у всех вышепе­речисленных лиц оно положительное. это от­носится и к сыну православного священника шаргунову, и к лимонову, заявившему в ин­тервью одному из исламских порталов о своей симпатии к исламу как идеологии протеста, и к кормильцеву, который, если верить гейдару джемалю, перед самой смертью принял ис­лам. так что это еще вопрос, кто на кого боль­ше повлиял – харизматичный кормильцев на премию или наоборот.

среди участников и финалистов премии было немало русских по национальности авто­ров, принявших ислам. кто-то из них публич­но заявлял о своем религиозном выборе, кто-то – нет, для нас это было не принципиально. в первую очередь мы анализировали тексты. среди отмеченных наградами произведений есть и такие, в которых нет ни одного му­сульманского имени, но ставятся актуальные для мусульман вопросы. не могу не вспом­нить добрым словом очерк алексея цветкова «второй рим в апреле, или настойчивое чув­ство всевышнего» (победивший в номинации «публицистика») и роман уфимской писатель­ницы светланы чураевой «ниже неба» (номи­нация «проза») о художнике-мусульманине, попытавшемся преодолеть исламский запрет на изображение живых существ. с поэзией оказалось сложнее. стихов пришло много, но либо они были совсем уж неуклюжими, либо добротными, но никак не вписывающимися в концепцию премии.

в первый год мой партнер по премии не вмешивался в процесс отбора произведений, но во второй он, скорее всего под влиянием своих спонсоров, начал это делать. во гла­ву угла было поставлено не качество произ­ведений, а биография самих авторов. плюс, как оказалось, у нас разные взгляды на ли­тературу. я выступал за реализм. скажем, по ходу действия так называемые этнические мусульмане сидят за столом и под водочку о чем-то мирно беседуют… такое действитель­но имеет место, и если автор умело подводит читателям к выводам о том, что хорошо, а что плохо, – я обеими руками «за» такое произ­ведение. по мнению же асламбека премии заслуживали в основном только апологетиче­ские, зачастую отдающие литературной бес­помощностью и лубком произведения, авторы которых обладали безупречными с точки зре­ния шариата биографиями. это в конце концов убило премию. но сказать, что ее концепция потерпела фиаско, нельзя. при финансовой поддержке фонда марджани с 2007 года из­дается журнал «четки», в первых номерах ко­торого увидели свет лучшие из произведений, представленных на соискание «исламского прорыва». благодаря журналу читающей пу­блике стали известны имена других авторов, не участвовавших в премии.

- а что собой представляет аудито­рия «четок»?

- я по этому поводу часто иронизирую, го­воря, что наш читатель проживает в израи­ле. то есть интерес к «четкам» проявляет в основном околовостоковедная немусульман­ская интеллигенция. (собственно, мусуль­манской интеллигенции у нас, к сожалению, пока нет, только интеллектуалы-одиночки). в мечетях журнал почти не покупают, потому что это все-таки не религиозное, а литератур­но-философское издание. мы публикуем не только стихи и прозу, мы стараемся знакомить читателя с современными течениями в исла­ме. так, сейчас в печати находится номер, посвященный феномену русских мусульман. данная тема до сих пор не затрагивалась в нашей печати, хотя русские мусульмане в по­литическом, социальном и творческом плане очень активны. существует несколько поко­лений русских мусульман, каждое из которых имеет свои особенности.

халяль или нехаляль

- недавний экономический кризис был во многом спровоцирован из­держками традиционной банковской системы с ее процентоманией и, как следствие, неконтролируемым ростом «кредитного пузыря», который рано или поздно должен был лопнуть. счи­таете ли вы, что для предотвращения подобного рода кризисов мировое сообщество должно сделать выбор в пользу исламских финансовых ин­струментов?

- у нас сегодня много говорят и пишут на эту тему, но большая часть работ – это пустос­ловие на тему: как хороша исламская экономи­ка. обычно такие работы пишут люди, не стал­кивавшиеся на практике с работой исламских финансовых институтов. другие работы, число которых в последнее время также растет, пыта­ются ответить на вопрос: как приспособить тот или иной финансовый инструмент к действую­щему законодательству? я бы сформулировал проблему иначе: как изменить ментальность людей, привыкших к тому, что у нас в россии национальная идея, как кто-то метко заме­тил, – наколоть друг друга? без этого невоз­можно представить успешность любых схем, какими бы красивыми и экономически привле­кательными они не были. собственно говоря, по моим невеселым прогнозам, в татарстане так и случится, и вторая волна (первая была в 1990-е) применения принципов исламской экономики в условиях россии приведет к разо­чарованию как потенциальных клиентов, так и тех, кто будет этим заниматься. отсутствие необходимого законодательства будет давать нечистым на руку дельцам верную отговорку: у нас-де такие законы, и чтобы их не нарушать, мы вынуждены поступаться некоторыми прин­ципами шариата.

в одном из хадисов пророка говорится о границе, перейдя которую вступаешь на путь сомнительного. это в каком-то смысле об исламской экономике. если бы сотрудники исламской финансовой структуры честно объ­ясняли своим клиентам, где и как они берут деньги, предоставляемые в качестве ислам­ских кредитов, то это было бы честно и по-исламски. наверняка выяснилось бы много интересных подробностей. банк, как и любой другой финансовый институт, не существует в безвоздушном пространстве.

у нас практически не говорят о таком ин­струменте как вакф, а ведь до революции у казанских татар существовала развитая сеть благотворительных вакуфных учреждений. всех интересуют только финансовые, при­носящие быструю прибыль инструменты. это проблема не только россии, но и других стран с традиционной банковской системой. нужно менять в первую очередь сознание, а не за­коны. основам исламской экономики нужно обучать прежде всего людей, не получивших традиционного экономического образования, не имевших дела с традиционными финансо­выми институтами, порядочных, способных к обучению. много ли вы таких нынче сыщете? думаю, что нет.

- не все в курсе, чем исламский банк отличается от традиционного. мои познания на этот счет сводятся к тому, что коран запрещает работать с процентами, поэтому если я захочу стать предпринимателем при помощи исламского банка, тот станет моим партнером по бизнесу…

- да, участие в прибыли банка – лишь один из методов финансирования в исламском бан­ковском деле. в наши дни в исламских банках имеется альтернатива практически всем тра­диционным финансовым инструментам. есть например финансирование в форме контракта мурабаха, когда банк покупает товар от имени клиента, а затем перепродает ему этот товар с наценкой за оказанные услуги. есть беспро­центная ссуда кард аль-хасан, есть альтерна­тива традиционному страхованию – такафул. участники контракта осуществляют денежные взносы, одна часть которых направляется в специальный фонд, предназначенный для возмещения убытков при наступлении стра­хового случая, другая – инвестируется по принципу разделения прибылей и убытков, с целью получения прибыли. все участники разделяют между собой прибыль и потери от инвестиционной деятельности фонда.

но повторяю: на одних финансовых схемах далеко не уедешь. мы преступно недооцени­ваем роль этики в развитии рынка исламских финансовых услуг. в качестве иллюстрации приведу пример из собственной жизни. од­нажды я был приглашен в качестве доклад­чика на одну из многочисленных конференций по исламской экономике. когда нам оплачива­ли дорогу, представитель исламского банка развития поинтересовался, почему я приехал на поезде, когда мог воспользоваться услуга­ми авиакомпании. оплачивался даже бизнес-класс. я сказал: «странно слышать это от вас. мы обсуждаем исламскую экономику, а вы предлагаете использовать роскошный транс­порт, когда можно довольствоваться лишь са­мым необходимым».

- если вторая волна применения принципов исламской экономики в россии, как вы прогнозируете, вызо­вет разочарование, можно ли ждать третью?

- вне всякого сомнения, исламский бизнес в россии будет развиваться, и свою нишу в отечественной экономике исламские финан­совые институты обязательно займут. хотя и не очень просторную – далеко не все мусуль­мане в одночасье станут клиентами ислам­ского банка. некоторые апологеты исламской экономической модели часто приводят в при­мер малайзию, где клиентами исламских бан­ков в основном являются немусульмане. но, во-первых, речь идет о стране с огромной, экономически активной китайской диаспорой, а во-вторых, исламский банк действительно выгоден в первую очередь корпоративному сектору, заинтересованному в льготном фи­нансировании. в том же, что касается привле­чения средств, в частности, – работы с вклад­чиками, существуют нерешенные во многих юрисдикциях проблемы. в частности, не вез­де решен вопрос: может и должен ли клиент рисковать основной суммой вклада или толь­ко несет риск неполучения прибыли?

однако даже если клиенту не удалось най­ти исламские финансовые продукты, в россии можно найти инструменты для инвестирова­ния, приемлемые для мусульман. возьмем инвестиции в золото. проблема лишь в том, что у нас пока, несмотря на кажущееся мно­гообразие, не сформированы в полной мере комфортные условия для вкладчиков, жела­ющих инвестировать свои средства в золото. вернее, прикупить золотишко-то можно и в монетах, и в слитках, и в виде обезличенных металлических счетов (омс), но с доходно­стью что-то непонятное творится. первый важный шаг – отмена ндс при инвестирова­нии, например, в те же золотые монеты – сде­лан, но этого мало. нужно, чтобы цены на зо­лотые монеты коррелировались с рыночными. в последнее время, когда наблюдается дикий рост цен на золото, можно было бы реально и халяльно заработать на этом. но если вы проследите динамику роста цен на золотые монеты в том же сбербанке, вы поймете, что при любых скачках цен на рынке все равно останетесь в проигрыше, и не только потому, что существует серьезный спрэд между ценой покупки и продажи монеты. логику формиро­вания цен на эти монеты в банке вы никогда не постигните. конечно, есть еще инвестиции в недвижимость, но это могут позволить себе немногие из россиян.

когда-то я реально видел в исламской эко­номике инструмент для переустройства обще­ства на более справедливых началах. сейчас я вижу в ней лишь альтернативу, выгодную определенному кругу клиентов. я считаю, что у людей должна быть возможность выбора между различными финансовыми продуктами и стратегиями, поэтому исламскую экономику надо по мере сил поддерживать и развивать.

революции невозможно держать в узде

- недавно президент татарстана рустам минниханов вернулся из рабо­чей поездки в дубай, где принял уча­стие в работе инвестиционного фору­ма annual investment meeting 2011. в этой связи хотелось бы узнать, каки­ми вы видите перспективы экономи­ческого сотрудничества республики со странами исламского мира.

- все кругом только и говорят, что татар­стан – мост между россией и мусульманским востоком. это и в самом деле похоже на прав­ду. для мусульманских инвесторов интерес татарстанских властей важен и показателен, потому что для них это – серьезная гарантия их бизнеса в республике. а без этого ислам­ские инвесторы в россию не придут. для них наша страна непредсказуема. да что для них, для нас самих она непредсказуема.

инвестиционный потенциал татарстана очень и очень неплохой. я имею в виду не только нефтянку, но и другие отрасли, начи­ная с машиностроения и заканчивая экотуризмом. у республики есть также потенциал для развития халяльного туризма. иностранные мусульмане чувствуют себя здесь комфортно, в отличие от москвы, где отношение к выход­цам из мусульманских стран в целом недруже­любное. москва суетливая, она поглощает, а казань – мусульманский город с минаретами, мечетями и толерантным отношением к при­езжим. нужна «только» европейского уровня туристическая инфраструктура.

- ренат, возглавляемая вами кафе­дра имеет двойное название – «регионоведения и исламоведения». следующий вопрос касается именно регионоведения. с начала этого года весь мир следит за развитием рево­люционных событий в странах магриба и на ближнем востоке. чего следу­ет ждать в будущем?

- для подавляющего большинства людей в западном мире произошедшее оказалось пол­ным сюрпризом. хотя те, кто часто бывал в этих странах, видели тление фитиля революции в сердцах горячих арабов… по большому счету, случившиеся революции – это только начало. задача россии – сделать правильные выводы из случившего, предугадать развитие событий и повлиять на него в своих интересах. потому что происходит серьезная перегруппировка сил в регионе, и ближний восток уже не будет таким, каким он был раньше. наша кафедра не может оставаться в стороне от анализа этих тенден­ций. как говорят дипломаты, мы продолжаем следить за ситуацией.

в случае с ливией, даже если каддафи вы­гонит из страны всех мятежников, точка невоз­врата уже пройдена. диктаторы всегда плохо кончают. западные страны никогда не простят каддафи тех унижений, которым он подверг их, используя их жалкую зависимость от углево­дородов. на международном уровне каддафи – дурно пахнущий политический труп. но для стран, желающих освободиться от влияния за­падных держав, лидер джамахирии – символ противостояния этому самому влиянию. к мя­тежникам, я, впрочем, тоже большой симпатии не испытываю. часто тот, кто убил дракона, сам становится драконом. эти смахивают как раз на будущих драконов.

- а имеют ли под собой какие-то ос­нования слухи о том, что эти револю­ции организовало цру?

- цру, конечно, одна из мощных спецслужб, но все равно не настолько, чтобы заварить та­кую адскую кашу. не будем забывать, что бли­жайшим союзником сша в регионе является израиль. окруженная арабскими государства­ми, эта страна не ждет от формирующихся ре­жимов ничего хорошего и готовится к самому худшему сценарию. пример египта это хорошо показал. сирия – тоже не самый приятный со­сед для евреев, но результаты революции могут еще больше разочаровать израиль. проблемы в других странах ближнего востока также ста­новятся головной болью не только их соседей, но и всего мирового сообщества. йемен грозит распасться и превратиться в новую черную дыру наподобие сомали. открытым остается вопрос о саудовской аравии. королевская власть ка­жется незыблемой, но никто не даст гарантии, что если страна не встанет на путь реформ, она не повторит судьбу египта или туниса. цепная реакция продолжается и ее нельзя остановить. революции невозможно держать в узде.

- ренат, жизнь подтвердила актуаль­ность выбранного вами направления исследований. но почему вы решили продолжить их не в мгимо, а в казан­ском университете?

- все просто до безобразия. я получил ин­тересное предложение от нынешнего ректора казанского университета ильшата гафурова и не смог от него отказаться.

по-видимому, здесь, в казани, я оказался более востребован­ным со своей тематикой, чем в стенах альма-матер. в этом нет ничего странного и плохого. миграция ученых в наши дни – обычное явле­ние. удастся кафедре справиться с задачей возрождения казанской школы исламоведения или нет – не знаю, но было бы обидно не по­пытаться что-нибудь сделать на этом поприще. конечно, казембеков у нас на кафедре нет, но имеются подающие надежды молодые кадры, большая часть которых – выпускники кгу. у нас собрались если не самые лучшие, то, по крайней мере, достойные специалисты в сво­их областях, за каждого из которых не стыдно. с нового учебного года все основные базовые курсы по исламу будут читаться преподава­телями нашей кафедры, начиная с «введения в исламоведение» и заканчивая «исламской экономикой». создание в структуре институ­та востоковедения кафедры регионоведения и исламоведения – это, хочется верить, только начало модернизации всего института востоко­ведения. институт должен меняться, как и весь университет в целом.

- в чем выразятся эти изменения?

- планов много. хочется надеяться, что в самое ближайшее время в институте востоко­ведения будет создана кафедра африканских языков. для казани это звучит немного дико, но, тем не менее, в россии очень мало специ­алистов, знающих африканские языки. даже в институте африки ран работает всего один ученый, владеющий африканским языком, – ка­жется, хауса. а ведь в ссср была мощная шко­ла африканистики. бросать на произвол судь­бы это направление считаю преступлением. по большому счету, кроме дальнего востока и возможно турции, другим регионам востока в институте востоковедения пока уделяется не­достаточно внимания. в общем, планов много, и все они так или иначе вписаны в стратегию развития кфу.

Внимание!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«День Казани - новости, хроника событий»,
а при размещении в интернете – гиперссылку на наш сайт: kazan-day.ru

© 2009-2014  "День Казани".